Каким видится будущее ТЭК через призму кризиса 

Прошедший 2022 год стал экстраординарным для нефтегазовой отрасли России и мира в целом по своему значению, масштабам и последствиям, не уступающим нефтяному шоку 1973 года. Кризис привел к аномальному росту цен на энергоносители, прежде всего в Европе (но также и других регионах мира), в результате чего радикально выросли счета потребителей энергоресурсов. Это породило социальные и экономические проблемы, включая банкротства, закрытие производств и релокацию промышленности в другие юрисдикции.

Нефть: не все так плохо

Эффект текущего кризиса продемонстрировал всю хрупкость международных логистических цепочек поставок углеводородов и значимость России как ведущего экспортера энергоносителей на мировые рынки. Несмотря на то что экономика РФ занимает только двухпроцентную долю в глобальном ВВП, на нее приходится порядка 20% мировой торговли энергоресурсами.

Летом 2022 года Евросоюз принял решение о запрете импорта нефти из России в страны ЕС с 5 декабря 2022 года (за временным исключением сырья, поставляемого по трубопроводу "Дружба"), а также нефтепродуктов с 5 февраля 2023 года. В течение второго–третьего кварталов 2022 года Индия, Китай и Турция активно закупали перенаправляемые с европейского рынка объемы российской нефти, однако со значительным дисконтом к мировым котировкам. Начиная с декабря, когда вступил в силу полный запрет на импорт ЕС российской нефти, РФ прилагает дополнительные усилия для диверсификации своих нефтяных экспортных потоков.

При этом для нефтяной отрасли России с финансовой точки зрения 2022 год в целом выдался позитивным. Так, доходы от нефтегазовой отрасли за 11 месяцев 2022 года превысили аналогичный показатель 2021 года почти в 2,5 раза. Это связано с повышением цен на нефть, а также с наращиванием поставок в течение года в преддверии санкций, которые развернутся в полную силу только с 2023 года. По сути, ближайшие два-три года покажут, как отечественная нефтяная отрасль сможет адаптироваться к санкционному режиму.

В 2022 году было продемонстрировано единство нефтедобывающих стран – участников сделки ОПЕК+. В октябре 2022 года они договорились о продлении соглашения до конца 2023 года и снижении квот на добычу на 2 млн барр/сут (до середины 2023 года).

На стороне покупателей также произошла попытка выстраивания картеля: государства – члены G7 смогли сформировать единый подход к установлению ценового потолка для нефти из России. Страны ОПЕК, безусловно, с подозрением относятся к этому начинанию, так как, по сути, эта практика может быть распространена и на других участников энергетического рынка.

На текущий момент объем отказа от российской нефти ближе к оптимистичному сценарию и составляет 2,4 млн барр/сут (с учетом нефтепродуктов). Однако, если говорить о прогнозах, многое зависит от того, как будет развиваться эмбарго по нефтепродуктам. С одной стороны, компании за год уже научились находить нестандартные решения, с другой стороны, в отличие от нефти, в торговле нефтепродуктами гораздо больше логистических и иных ограничений.

Газ: ценовое ралли нарастает

Еще более значимый кризис наблюдался на рынке газа. По итогам 2022 года цена на него на хабе TTF в Нидерландах – главном ценовом бенчмарке газового рынка Европы – составила $1400–1500 за тысячу кубометров, что практически в три раза выше, чем в 2021 году, в 13 раз выше, чем в 2020-м, и в шесть – чем в среднем за десятилетие (2011–2020 годы, до начала текущего ценового ралли). Примерно на таком же уровне по итогам года находится цена на спотовый СПГ в Азиатско-Тихоокеанском регионе (рассчитывается по индексу JKM), разве что разница с предыдущими годами будет чуть менее радикальной за счет исторически имевшейся "азиатской премии". При этом влияние газового кризиса на страны Азии оказалось менее серьезным, чем в Европе – за счет того, что исторически Азия импортирует большую часть "голубого топлива" по долгосрочным контрактам, привязанным к нефти.

Даже в США – крупнейшем в мире производителе газа – внутренние цены на него (главным бенчмарком оптовых цен является площадка Henry Hub) выросли в два раза по сравнению с 2021 годом. Это было обусловлено увеличением экспорта СПГ, на ценообразование которого напрямую влияют тенденции на других рынках. Такие цены очень высоки для американского рынка. За исключением аномального всплеска котировок зимой 2021 года последний раз на таком уровне цены в США находились в 2008 году – в самом начале "сланцевой революции".

В результате газового кризиса 2022 года фактически оказался разорванным крупнейший в мире международный канал торговли "голубым топливом" – сформировавшаяся за более чем полвека цепочка поставок между Россией и Европой. Большая часть объемов СПГ со спотового рынка направлялась в Европу, а крупнейший импортер СПГ 2021 года –Китай – уступил пальму первенства Японии из-за дороговизны этого энергоресурса и, в целом, снижения спроса на фоне антиковидных ограничений.

Отдельно следует отметить инициативу по внедрению ценового потолка на газ. Пока рано судить о действенности и существенности этой меры, но наметившийся тренд на новые подходы к регулированию отношений покупателей и поставщиков энергоресурсов, безусловно, требует большего внимания в 2023 году.

Quo vadis?

Важно понимать, что в текущей ситуации, когда значительно выросли цены на энергоносители, металлы, сельскохозяйственные продукты, можно ожидать замедления экономики, а значит, и сокращения потребления энергоносителей, в том числе нефти.

При этом основная тяжесть последствий кризиса – и для мировой экономики, и для экономики России – начнет ощущаться только в наступившем году. Так, например, экономика еврозоны в первую половину 2022 года активно росла на фоне снятия коронавирусных ограничений, и только во второй половине года наметился спад.

По оценкам Международного валютного фонда от октября 2022 года, экономика еврозоны в 2022 году выросла на 3,1% (при этом в четвертом квартале рост составил всего 1%), а в 2023 году данная динамика не превысит 0,5%. Причем для ведущей экономики ЕС – Германии – уже в этом году рост прогнозируется на уровне 1,5%, а в следующем году и Германия, и Италия продемонстрируют отрицательные темпы экономического развития. Промышленное производство в большинстве стран Европы, по данным Евростата, с сентября 2021 по сентябрь 2022 года выросло (оно снизилось лишь в Прибалтике и не изменилось в Италии). Однако основная тяжесть экономического бремени ляжет на Европу только в 2023 году.

Лидерами экономического роста традиционно остаются развивающиеся страны Азии и Ближнего Востока. При этом очевидно, что экономики государств Ближнего Востока улучшали свои показатели на фоне ценового ралли на сырьевых рынках, а у крупных стран – импортеров энергоресурсов заложенные ранее прогнозы роста не оправдались. Так, существенно ухудшились прогнозы по динамике ВВП Китая.

Высокая волатильность цен и растущая инфляция являются системным вызовом для ТЭК – новые проекты становятся дороже, а инвестиционные решения откладываются, так как инвесторы не готовы принять текущий уровень неопределенности.

Безусловно, последствия от экономических санкций, введенных против России после начала специальной военной операции на Украине, тоже серьезны. По оценкам МВФ, экономика РФ в 2022 году потеряла 3,4% ВВП, а в 2023 году потеряет еще 2,1% ВВП. Оценки Минэкономразвития РФ мягче – минус 2,9% ВВП в 2022 году и минус 0,8% в 2023-м.

А что же с климатом?

Прошедший 2022 год стал историческим и для международной климатической политики. Столкнувшись с экономическими и энергетическими потрясениями, крупнейшие мировые эмитенты парниковых газов (ПГ), такие как Китай, США, Европейский союз, Индия, изменили свои подходы к проблеме изменения климата. В частности, на климатическом саммите ООН в Шарм-эль-Шейхе страны не смогли договориться о постепенном отказе от всех видов ископаемого топлива, несмотря на серьезные дебаты по данному вопросу. А формулировка о достижении пика выбросов к 2025 году не попала в финальные решения.

При этом наблюдаются рекордные показатели производства и ввода в эксплуатацию мощностей ВИЭ. Это обусловлено тем, что такие проекты становятся эффективными даже при отсутствии субсидий. Кроме того, ВИЭ не требуют регулярных поставок энергоносителей и менее подвержены рискам разрыва логистических цепочек из-за геополитических противоречий.

Правительства США и ЕС продолжают вводить законодательные меры поддержки низкоуглеродных решений. В частности, новый закон, принятый в США (Inflation reduction act), содержит существенную "зеленую компоненту". В свою очередь, ЕС утвердил введение трансграничного углеродного налога, несмотря на сопротивление целого ряда отраслевых объединений. Китай продолжает наращивать мощности ВИЭ, а Индия официально анонсировала более амбициозный план действий по сокращению выбросов (предоставляемый на национальном уровне вклад, ОНУВ) – и по удельным выбросам парниковых газов, и по доле низкоуглеродной энергетики в энергобалансе.

Энергокризис делает возможной низкоуглеродную трансформацию в развивающихся странах только при условии получения внешнего финансирования. А пока эти страны фокусируются на преодолении энергетической бедности, обострившейся на фоне энергокризиса.

Но несмотря на кризисные явления в глобальном ТЭК энергетический переход продолжается. По оценке Международного энергетического агентства, в 2022–2027 годах в мире будет введено 2400 ГВт мощностей возобновляемой энергетики, а к 2025 году на их основе будет вырабатываться больше энергии, чем на угольных энергоблоках. Это сделает ВИЭ главным источником электроэнергии в мире.

***

Таким образом, мы вступаем в 2023 год со следующими "исходными условиями":

• все энергоносители стали существенно дороже, и вопросы энергетической бедности обостряются во многих регионах мира;
• энергобезопасность и доступность энергоресурсов превращаются в тактические приоритеты для большинства стран и компаний;
• высокая волатильность и неопределенность сдерживают принятие инвестиционных решений по новым проектам;
• возникают картели покупателей энергоресурсов;
• энергопереход ускоряется, но становится менее справедливым.

Но есть и хорошие новости для российского ТЭК.

Во-первых, вопреки прогнозам многих аналитиков, отрасль смогла быстро адаптироваться к беспрецедентному давлению и продемонстрировать устойчивость в новых условиях.

Во-вторых, открываются возможности новых торговых и технологических партнерств.

В-третьих, на первый план выходят компетенции инновационного развития. Безусловно, трансформация будет нелегкой, но мы уверены, что внутриотраслевая и межотраслевая кооперация и инвестиции в человеческий капитал позволят нам всем вместе достойно пройти полосу испытаний.